Совершенно неожиданно судьба возвращала ее же промахи. Что сама делала, то и получи. Круг замкнулся. Первый круг в ее жизни. Она даже представить себе не могла, сколько их еще будет, таких кругов!
Потом была еще одна фирма и еще одна. Люся старательно выписывала из газет объявления о работе, а потом звонила по ним и целый день ходила по указанным адресам. А время уходило, и деньги стремительно таяли. Еще месяц — квартиру бывшей однокурсницы придется освободить.
Что же делать?!
…Она брела по улице, разбитая, несчастная, потрясенная одной неожиданной мыслью. Центральный проспект, толпа народа. Мужчины и женщины движутся друг другу навстречу. По одному, парами и небольшими группками. Смеются, жуют, разговаривают, разглядывают друг друга. Многие из них одиноки и мечтают хоть кого-нибудь найти. Ищут, иначе не ходили бы праздно по этому проспекту. Но почему же не находят? А потому, что ищут не тех. Проклятая слепота! Они не видят истинных себя, не видят и других. Настоящих, не тех, которые, увы, не выбирают себе ни внешность, ни место рождения. Какое должно случиться чудо, чтобы все эти мужчины и женщины вдруг заново увидели друг друга и эта праздная толпа распалась бы вмиг на счастливые пары?
Ей было одиноко. Впервые, потому что новая жизнь не подчинялась никаким сказочным законам. Добрые феи давно уже поняли, что на всех несчастных и обделенных их не хватит, переселились на волшебный остров и стали делать подарки друг другу. И на свете воцарилось зло. Потому что никто никому больше не верил. Ни в одном офисе не верили, что Люся говорит правду. Ее слова никто не мог подтвердить. Директора фирм брали на работу преимущественно своих знакомых или через знакомых, в крайнем случае с хорошим дипломом и солидным стажем.
Отчаявшись, она решила устроиться официанткой в какой-нибудь ресторан. Раз обязательно надо взять в руки метлу, она это сделает. Но даже эту метлу получить оказалось не так-то просто. Только в четвертом ресторане владелец посмотрел на Люсю благосклонно. И предложил… место посудомойки.
— Сто баксов в месяц. Сутки через двое.
— Мыть посуду?! Мне?!
— А кто ты такая?
— Я — женщина, — гордо ответила бывшая Людочка Сальникова. Прелестная девочка с каштановыми кудряшками.
— Да ну? Впрочем, похоже. Все вроде на месте. М-да… Руки-ноги задирать умеешь?
— Что?!
— Моему приятелю девочка нужна в кордебалет. Громко сказано, а на деле простое виляние задницей. Чтоб публика мужского пола как следует завелась. У меня здесь без этого обходятся, а у дружка заведение покруче будет. У меня перед ним должок. Так что?
— Нет, не умею, — с сожалением сказала Люся. — Я танцами никогда не занималась.
— Тогда забудь о том, что ты женщина.
— Может, официанткой?
— Официанткой? Тебя? — Хозяин ресторанчика с сомнением оглядел ее лицо и фигуру. — Да у меня такие девочки работают! Закачаешься! А твое место на кухне. И то скажи спасибо, что я не обращаю внимания на твою прописку.
— А при чем здесь это, когда я только посуду буду мыть?
— Милая, ты где живешь? Кого проверяющие за задницу схватят — тебя или меня? Милиция на порог — ты за порог. Поняла?
— Нет.
— В оранжерее тебя выращивали, что ли? И учти: не вздумай что-нибудь украсть. Я таких, как ты, знаю. И посуду бы мыть не доверил, только мне сегодня другую девку искать некогда. Эта сучка сбежала, хотя мне ее сюда и приятель прислал. По знакомству. Верь после этого людям! Так что считай, что тебе повезло. Сто баксов в месяц и харчи. Но не увлекайся. А то буду вычитать из зарплаты.
У него и в мыслях не было, что девушка не согласится. Она решила, что все это временно. Вот все узнают, какая она, Люся, замечательная, и предложат что-нибудь другое. Не может быть, чтобы ее не оценили.
Но, увы, ценить ее, собственно, было некому. Особенно в таком виде, с пегими волосами, в старом свитере и за горой грязной посуды. Эти тарелки снились ей во сне. Каторжная работа. Легко сказать: сутки через двое. А как их выдержать, эти сутки? Сколько же в них часов! После смены все были не просто усталые, а убитые. И пили водку, чтобы забыться. Те самые харчи, обещанные хозяином, оказались остывшими блюдами, не востребованными клиентами. Сморщенная, посиневшая картошка в пластмассовой коробочке и горка салата, заправленного жидким майонезом. Ресторанчик был дешевым, и публика в нем подозрительная. Забегали, чтобы наспех перекусить, выпить кружку-другую разбавленного пива. Может, барменам и официанткам и перепадало что-то посытнее и повкуснее, но Люся довольствовалась тем, что ей оставляли. И она поняла главное: каждый сам за себя. Аза жирный кусок надо бороться. Должно быть, папа Сальников так и делал, а его семья принимала это как должное.
Как она теперь понимала и его, и синеглазую акулу! Да покусись сейчас кто-нибудь на часть заработанных ею ста баксов, Люся бы его просто разорвала! А месяц между тем подходил к концу. И все яснее она понимала, что это не выход. Что лучшего здесь не светит, а жить где-то надо. Она все больше превращалась в заморенную клячу и не видела никакой возможности скинуть с себя лягушачью кожу. Пусть под ней пряталась даже сама Василиса Премудрая, но кто об этом знал?
«Будь ты проклят, Тимка!» — думала она, обдавая кипятком ненавистные тарелки. Как же хотелось теперь вернуться в тот день, на дорогу, по которой она так опрометчиво отправилась в город, а не к любимому мужу! Какая ошибка! Она могла бы измениться, сделать так, чтобы Тимка ее полюбил, и вернуть назад и свою квартиру, и машину, и деньги папы Сальникова. Ведь это же все ее, черт возьми!