— Откуда ты знаешь, что было на этих фотографиях? — хрипло спросила Люда. И Валентин догадался:
— Неужели же это ты их снимала?
— Да. Я.
— Вот так номер! — Он рассмеялся как-то невесело. — Теперь понимаю. Дамочка на бежевых «Жигулях». Я сразу понял, что в парике. Но лица тогда не разглядел.
— Красный «Гольф». У тебя был красный «Гольф».
— Ну да, был. Я быстро сообразил тогда, что у нас с этой дамочкой общие интересы. И, грешным делом, решил ее подставить. — Валентин сделал паузу, а потом спросил: — Ведь он тебя в тот вечер ждал в офисе в девять часов?
— А пришел ты. Но как же так? Почему? Ты же только посредник?
— Да, сейчас только посредник. А тогда твой отец меня крепко за горло взял. Старые дела. Ведь это он мне дал совет, какого рода бизнесом надо заниматься. И поначалу сам с нужными людьми сводил. Так что, Ляля, у нас с тобой в некотором роде один папа. У тебя родной, а у меня крестный. И ты мне вроде как сестра получаешься.
— Я тебе не сестра! Ведь это чудо какое-то, что ни меня, ни Якушева в тюрьму тогда не посадили!
— Якушев, Якушев… Твой муж, да?
— Он приехал чуть раньше меня. И первым нашел и Алексея Александровича, и тот пистолет, что ты предусмотрительно на столе оставил.
— Что ж, чистое было дело. Меня даже ни разу потом не побеспокоили. А ты молодец, раз сумела вывернуться. Я сразу почувствовал в тебе родственную душу. Так что не переживай, Ляля. Ты же меня сегодня не за этим позвала?
— Погоди… Я никак не могу успокоиться. Я всегда думала, что первого мужа моей мачехи убил совсем другой человек!
— Какая теперь разница?
— Но ведь все могло быть по-другому!
— Не могло. Во всяком случае, для меня. Если бы я тогда вдруг вылез из своего красного «Гольфа» и подошел к женщине в бежевых «Жигулях», она никогда не стала бы мне так дорога, как ты. Понимаешь?
— Но почему?
— Потому что я не мог полюбить ту женщину. Мне обязательно надо было встретить эту.
Когда Валентин ее обнял, Люда не выдержала и опустилась вместе с ним на ближайшую скамейку. Ноги подогнулись, так она испугалась вдруг всех этих разом вернувшихся из ее прошлого призраков.
— Значит, это не такая уж глупая история? — спросила она.
— Ты имеешь в виду нашу с тобой любовь? Да уж, глупее не придумаешь. Свела же судьба, а? И кто тебе на этот раз мешает? Не Леня ли?
— Леня утонул, — коротко сказала она.
— Да ты что? — Валентин помолчал немного. — Но это даже к лучшему. Я уж испугался, что мальчишка начал зарываться и ты в нем наконец разобралась. И решила поступить, как всегда, радикально.
— Я хочу, чтобы умер мой муж, — не стала тянуть Люда.
— Ляля, да ты что? — повторил он. — Не проще ли будет развестись?
— Нет. Не проще. Это уже серьезно: или я его, или он меня.
— Что ж, раз так… Тебе решать. Где, когда?
Люда достала из сумочки фотографию:
— Это он. Без комментариев. Если бы я взялась его описывать, изо рта посыпались бы зеленые жабы и змеи.
— Так его ненавидишь? — Валентин взял в руки фотографию.
— Больше. От ненависти не только до любви один шаг, но и до жалости. А этот человек для меня просто уже мертвый. Он и должен таковым быть. Я даже знаю, где и когда его будет удобнее убить. И чтоб на меня никаких подозрений. Мы во вторник должны поехать на похороны Лени. Вместе. Поэтому и я, и муж будем ночевать на новой квартире. Я скажу, что пора переехать окончательно, тем более что ремонт сегодня закончен. Я не могу больше видеть чужих людей в квартире, сама разогнала рабочих. Хватит. Что сделано, то сделано. Теперь это уже никакого значения не имеет. Так вот: там, напротив, старый дом, в доме наверняка есть чердак или подвал. Или пусть ждет где-нибудь на лестничной клетке. Потому что мы выйдем из подъезда в десять часов плюс-минус пятнадцать минут. Скорее плюс, потому что Якушев копуша. Гараж я пока не купила, машина будет стоять у подъезда. У твоего парня будет пять минут. В десять утра на улице народу немного. Двор тихий, к тому же проходной. Уверена, что если он заранее все осмотрит, то уйдет легко. А я постараюсь упасть в обморок и отвлечь на себя внимание. Короче, подыграю, как смогу.
— Очень разумно.
— Я хочу, чтобы это сделал тот же человек, что и в прошлый раз. Я ему доверяю.
— И это разумно.
— Тариф тот же?
— Да.
— Я привезла. Эти деньги целую неделю с собой вожу.
— Зачем?
— Чтобы чувствовать, что он уже мертвый.
— С тобой все в порядке? — насторожился Валентин.
— Не беспокойся. Это последнее, что мне осталось сделать.
— А потом?
— Потом все сначала.
— А знаешь, это была хорошая идея, с твоей смертью. Иногда так хочется начать писать свою жизнь с чистого листа! Исчезнуть, осесть где-нибудь в маленьком городишке, читать философов и выращивать на грядках огурцы. Оказывается, у каждого из нас в душе есть маленький домик. С чистенькими занавесочками на окнах, с уютной спаленкой и той тишиной, которой иногда так не хватает. Но не все успевают вытащить эту мечту на свет божий.
— Что мешает? Тебе, например?
— Есть одно необходимое условие.
— Какое?
— Солить эти выращенные огурцы не мужское занятие.
— Я не умею солить огурцы. — Она вдруг заплакала. Ведь это не Глебушка, а совершенно другой человек сидит сейчас перед ней, но говорит точно таким же голосом такие же простые и вечные слова. Ну за что он ее так любит? За что?
— Я не умею солить огурцы, — повторила Люда.
— Значит, будешь солить помидоры. Так что, Ляля?
Она вспомнила последние пять лет своей жизни: бешеную гонку за большими деньгами, постоянную войну с мужем, смерть Лени, претензии мачехи. Как можно было забыть про эту акулу?! И тихо сказала: